13 августа 2105 года. Гилберт вдохновенно лазил по редтьюбу на рабочем месте, когда секретарша принесла ему бумажки с очень важной информацией. По крайней мере, так она сказала, Байльшмидту было плевать. Он бы даже не заглянул в эти записюльки, если бы не увидел крупным шрифтом имя одного очень знакомого человека. Оказывается, Гилберт (и еще несколько человек из его группы) передан под руководство Людвига Мюллера и должен вылетать в Детройт сегодня вечером. Людвиг — его младший единоутробный брат, который работал в одном из отделов Исполнительного департамента. С ним Байльшмидт пересекался редко и понятия не имел, что тот уже какое-то время находится на другом конце страны. Альбинос недовольно поворчал, покрутил у виска, но делать было нечего и, собрав своих фраерков и упаковку баночного пива, он поехал в аэропорт Полиса. Там к нему присоединилось еще два человека: грудастая мадам и хмырь из СИНа, которого Гилберту доводилось несколько раз встречать. В самолете он сел рядом с грудастой мадам и уверенно делал вид, что случайно заснул на ее мягком месте.

В Детройте выяснилось, что вместе с Людвигом работает Ваш Цвингли — чересчур серьезный мелкий пацан из полиции. Грудастая девчонка и хмырь остались в участке разбираться с ситуацией, а Гилберт со своими ребятами отправился исследовать местные кабаки. Все-таки вникать в суть дела им было совсем необязательно — его группу звали, когда требовалась грубая сила. Там наука была простой.

На следующий день болезненно трезвеющую группу зачистки Людвиг и СИНщик встретили своим занудством. Их погрузили в фургон-беспилотник, который должен был привезти веселую мужскую компанию на место вечеринки. Лучшие мира сего — Бондевик и Мюллер находились на переднем сидении пативэна, а Кинч (типичный квотербек с глупым лицом), Аббас (темнокожий громила), Вуттке (долговязый хмурый мужик), Флорес (белозубый мексиканец с внушительными усами) и он, Байльшмидт, сидели сзади.

— Люци-и-и, котенок, а тебе выдали разрешение на оружие? — пропел альбинос слащавым голоском, чтобы развеять скуку. Так называла Людвига в детстве мать. Ребята из гилбертовой группы загоготали, а сам немец расплылся в довольной улыбке. — Ты вообще когда-нибудь кого-нибудь убивал? А то у вас одни эти детские пукалки.

С пушками в Организации было сложно. Разрешение на оружие могли получить люди только из Исполнительного департамента, ну, и Совета с его гвардией. Полицейские и прочие перманентно имели доступ к определенному типу оружия, которое могло травмировать, парализовать, затереть в памяти неудобные моменты, но которое не обладало убойной силой. Свои грязные делишки по ловле цыплят в огородах A/RK сваливала на СИН и отдел спец. операций. Конечно, Клэр выдавала разрешение на использование приличных пистолей всем, когда это было необходимо для выполнения задания, но это происходило не так часто. Все-таки у них совершенное общество, а для того, чтобы изъять из него парочку отравляющих элементов, целой армии не требуется.

Бондевик был молчалив и суров на вид, надо думать, опыта у него за душой немало. А вот в милом братишке Гилберт этой искры Божьей не замечал. Пусть Людвиг будет хоть самим капитаном Америкой, все равно он скорее военный офисный работник. И да, страшно бесило, что младшего брата поставили начальником. Байльшмидт помнил, как он на пластиковом горшке сидел, а теперь котенок Люци — Большой Босс.

Фургончик остановился около жилого комплекса, который находился рядом с баром "Booty Mama", где Гилберт и ребята успели вчера побывать. Но, кажется, брата и Бондевика интересовала аптека на углу дома. Они вышли из машины и наказали группе зачистки ждать сигнала. Байльшмидт так и сделал. Подождал пару минут, тоже вышел из машины и сказал квартету ждать его сигнала. Не пропускать же вечеринку.

  До недавних пор жизнь Людвига, как оное бывало со многими людьми «нового времени», была разбита на совершенно последовательные, отлаженные две части. Большую из них, несмотря на его возраст, заполняла собой упорная, кропотливая работа. Даже в яслях он ходил под себя с таким видом, будто в его руках находилась судьба если не целого человечества, то, хотя бы, многих, очень многих жизней. Самым удивительным было именно то, что, по мере его роста, всё большее количество жизней действительно поступало под его распоряжение, что, впрочем, его ничуть не смущало. Его, казалось, вообще ничего не смущало, за исключением второй части его жизни, которая наступала редко, но неизменно. Вынужденный отвлечься от учёбы, он неохотно возвращался домой каждые каникулы, которые, целиком и полностью, вплоть до академии, ему приходилось проводить с семьёй и ещё одним жившим в их доме весьма назойливым молодым человеком, которого, время от времени, он, из вежливости, называл братом.
  Значение имеет лишь то, что с того времени Людвиг делал ну очень многое для того, чтобы «вторая фаза» его жизни никогда больше не наступила. От семьи он сбежал на другой материк, затем на другой конец этого материка, но всякий раз его б р а т…
  Поёжившись в лёгком тёмных цветов пальто, младший Мюллер тяжело вздохнул. Всякий раз его брат, то ли случайно, то ли совершенно случайно, так или иначе вскакивал, аки герпес, на здоровом организме его жизни, и ничего здесь не попишешь. Право, ничего подобного с ними ещё не случалось.
  Он знал, что если долго и упорно учиться, такие, как Гилберт, будут подчиняться ему. Того, что в последствии на него будет работать сам Гилберт, он уже не ожидал. Более того, такое не могло присниться даже в самом ужасном кошмаре. Увидев знакомое имя в бумагах, Людвиг готов был прощаться с жизнью. Что может быть хуже группы зачистки под главенством кого-то настолько безалаберного? В академии обучали многому, но уж точно не дрессировке. Несмотря на это, Людвиг уже давно чувствовал себя если не укротителем, то неким иным рабочим арены цирка.
  Игнорируя всеобщее веселье, он предпочёл промолчать. В мыслях его мелькнуло осознание того, что он-то поубивал народу не мало, с одной только авторучкой, листком бумажки и сердитым взглядом, и что день сегодняшний ничем от прочих не отличался. Разве что, он нервничал. Конечно, он не мог показать того ни единым своим движением, но необъяснимый, огромный страх вырос в его душе на каком-то, по сути, пустом месте. Сегодня он посылает на смерть своего брата. Саднящего, как заноза в заднице, невыносимого брата. «Проклятие, его даже прикончить не получается».
  Взгляд невольно падает на Бондевика, встреченного Людвигом в самый первый и, вероятно, последний раз. Присутствие его здесь казалось приступом оптимизма кого-то из вышестоящих военачальников. Разумеется, он был не так прост, как казался, и должность его не говорила так явно о прямом его назначении, и всё же Людвига брало сомнение. Собственно, точно таким же образом он сомневался и на тему своего собственного присутствия здесь. Офисный работник, надзиратель и кучка потенциальной клиентуры последнего, замаскированная под спец. отряд. Да, это был конец. И в этом конце он, говоря откровенно, полагался на здравый рассудок и исполнительность одного только Лукаса. Ну и на чудо, в порядке исключения.
  На самом деле, Людвиг был уверен, присутствовал в этом задании определенный, незримый с первого взгляда смысл. Переживая целую палитру ощущений и мыслей, несвойственных ему, вырвавшись из уютного кабинета, он всё больше и больше интересовался происходящим в неприметном аптечном пункте, потерявшемся где-то в самом уголке забытой всем светом убогой улицы. С сектантами он общался только через бумажки, ставя свою увесистую печать на делах об их уничтожении, кропотливо рисуя красные крестики на заполнившей собой целую стену его кабинета карте. Если он и выезжал куда-то, то, разве что, рассматривать пепелище. Сегодня же он правда походил на молоденького мальчика, впервые попавшего на серьёзное дело.
  Чуть только двигатель остановился, он, как на пружине, выскочил из машины, неясно бросив что-то о том, чтобы другие ждали его внутри. Слушались его с крайне относительной успешностью, что значительно уменьшало их шансы. Одно лишь хорошо, четвёрка парней с пушками осталась сидеть на своём месте, не считая их капитана, твердолобость которого не могли пробить даже «смотрящие» на них камеры. Бросив беглый взгляд в один из объективов, Людвиг расслышал легкое жужжание видоискателя. Разумеется, о их присутствии уже знали.  Чтобы обозначить себя, им не хватало только разбить пару окон и побросать в них взрывчатку. А может?..
  Нет, для подобной ерунды хватило бы Гилберта и его блещущих интеллектом с одного только первого взгляда ребяток. Очевидно, стратег и психиатр присутствовали здесь с совершенно иным умыслом.
- Не трать патрон попусту, - вычурно-нравоучительно начал Людвиг, полуобернувшись к братцу. – ты знаешь, если умрёт парень, устроивший эту тусовку, организация отправит нас следом за ним. Прикрой нас и держи рацию при себе.
  Читать нотации Бондевику он не счёл нужным, лишь коротко кивнул ему, приглашая пройти следом.
- Ваша – он как-то особенно выделил это слово, аккуратно отворяя дверь, так, словно был простейшим покупателем. – помощь понадобится мне при переговорах в начале и в самом конце, Лукас. Будьте готовы.
  Внутри было непривычно темно, и очертания предметов, огромных стеллажей с, судя по всему, лекарствами, а также замызганного прилавка, различались с трудом. Пыльно, словно посетителей здесь не было уже давно, да, к тому же, ни единой живой души он и впрямь не заприметил, хотя явственно чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд (быть может, от нервов?). В общем – самая простая неопрятная аптека. От запаха медикаментов першило в горле, и Людвиг откашлялся, вероятно, намеренно привлекая к себе внимание. Если они засветили на камерах государственную военную машину и сами, особливо Гилберт, выглядели отнюдь не как гражданские, в самую последнюю очередь им стоило строить из себя ниндзя теперь, когда ни о какой конспирации и речи идти не могло.
  Неторопливо, Людвиг подошёл к прилавку с романтичным стареньким звоночком, бросил ленивый взгляд за его пределы. Тишина, совершенно неестественная тишина говорила многим больше, чем любые слова. Ну а раз одностороннюю дипломатию он строить не умел…
- Пусть прочешут здесь всё, - он старался даже не смотреть на Гилберта, говоря с ним. – задержать всех, оказавших сопротивление обездвижить.

Отредактировано Ludwig Mueller (2014-09-06 21:34:43)

Пф. Ну кто бы сомневался! Людвиг опять начал из себя строить важного гуся. Вернее, он никогда не прекращал им быть, но теперь вся его важность была направлена в сторону своего брата. Гилберт закатил глаза, скорчился и наигранно задергался, слушая нотации младшенького. Как будто он сам этого не знает. Ведь не тебе, Люци, если чего, придется мозги свои и своих товарищей со стен соскребать. "Пусть прочешут тут все" — как сильно сказано. Байльшмидт аж расплылся в мерзенькой улыбке. Нет, ну, так-то можно. Он включил рацию в каске и передал своим громилам благую весть.

— Дамы, бал-маскарад начался. Принцев можно только танцевать, они, оказывается, у нас нежные. Если справитесь, поход в бар за мой счет. Вдова берет с собой принцессу и шурует к золушкиной дверке. Фея цветов и злая мачеха — ко мне, — официальный позывной у Гилберта был пафосный — Мефистофель. Да и у его ребят они были другие, вон, например, принцесса Кинч был на самом деле Бормашиной, из-за его неприлично белоснежной американской улыбки и невинной склонности к садизму. Так вышло, что под руководством Байльшмидта все слегка поменялось. И его подчиненные тоже решили проявить инициативу.

— Как скажешь, Большая Мамочка, — отозвался голос с испанским акцентом из наушника. Гилберт ухмыльнулся. У него не было друзей, не было семьи как таковой, но своих ребят он где-то в глубине души уважал. Все-таки вместе они столько всего пережили. И что самое главное — он им доверял.

По плану, Аббас и Кинч должны ворваться в подсобные помещения с черного входа. У магазинов, кафешек и прочего есть отдельная входная дверь, через которую грузят товар. Судя по тому, что первые этажи дома занимают различные точки обслуживания, то в проекте здания, скорей всего, такой момент был учтен. Можно было бы, конечно, спросить у Люци поточнее, он же, наверно, и имена всех жильцов дома выучил, но Гилберт боялся, что братишка тут же превратится в ребенка и потребует титьку. А где они ее тут возьмут.

Только альбинос успел передать сообщение, как в торговый зал вышел человек с блаженным выражением лица и пистолетом, которого у граждан не должно было быть. Откуда они берут свои игрушки? Сами, что ли, мастерят? Ведь Полис не разрешает производить оружие и использовать его гражданскому населению, даже в Америке, игнорируя вторую поправку к конституции США. Гилберт напрягся. Нет, его не смущало оружие, его смущало, что этот типок начал болтать. По всей видимости, он был под какими-то опиатами. Хотя нет, он вполне мог оказаться обычным сумасшедшим. Байльшмидт хотел дернуться вперед и выполнить свою миссию, воздав достопочтенному герру по морде, но, посмотрев на выражения лица сильных мира сего, отошел в сторонку.

— Ох, ну, хорошо! — Гилберт сплюнул на пол и подпер собой стену. — Давайте, скажите ему, что вам угодно двойной чизбургер, большую картошку, медово-горчичный соус и колу. Я бы не отказался.

Возможно, зондеркоманде удастся паренька переболтать и взять живым. Наобещать там, к примеру, золотых гор и неприкосновенности. Попробовать предложить ему синтетические наркотики. Все равно хуже уже не будет. Хотя, кажется, этому индивиду уже ничто не было интересно. Скорей всего, придется Лукаса с Людвигом спасать от неминуемой смерти. Хотел бы Гилберт на сей балаган посмотреть со стороны, но, увы, приходится принимать в этом участие. Тем временем он шкурой чувствовал, как Флорес и Вуттке подгреблись к аптеке и теперь стояли за дверью в ожидании шоу. А сам он давно держал пистолет наготове, просто ничто не усыпляет бдительность оппонента лучше, чем уверенность в том, что твой противник расслаблен и вообще белобрысый имбецил. Что касается последней задачи его актерства — тут у Байльшмидта был природный талант.

Им конец. Здесь его брат, значит, точно конец.  А ведь он так молод. Ну, не брат, Людвиг. Пожить ещё хотел. Быть может, найти любимую женщину, вырастить детей. Хм, Людвиг и женщина… Вот чёрт, ему даже жить не за чем. Значит, конец.
  «Ладно, - думал он, внимательно изучая помещение. – он же не даром форму изнашивает. Одной помощью отца ему не обойтись, уже бы помер давно на такой работе. Быть может, мне просто стоит доверять ему чуть больше». С этой мыслью он обернулся к Гилберту, вероятно, желая увидеть взрослого и серьёзного лидера своей команды, пример для подражания и просто своего старшего брата, но по какой-то злосчастной иронии судьбы, именно сегодня его подменял кривляющийся дебил. Значит, всё снова на Людвиге. Ну, знаете, мытьё посуды, стирка, штурм…
  Когда Гилберт достал рацию, огромная гора упала с плеч Людвига. Он уже решил было, что старший брат просто вытолкает его за дверь со словами аля: «Люци, котёнок, иди поиграйся с соседскими ребятами». Впервые Гилберт делал то, что ему сказали. Потрясающе. Постойте-постойте, как там его назвали? С красноречиво перекошенным шоком лицом Людвиг взглянул на Лукаса в поисках хоть какой-то поддержки. Он же психолог? Может, ему стоит пообщаться с Гилбертом на тему его странных предпочтениях в кличках? Наверняка подобные проблемы целиком и полностью тянутся из прошлых психологических травм. Зная натуру Гилберта, можно было предположить, что так звали его любимую проститутку, необъятной души и тела престарелую женщину, как-нибудь трагически погибшую прямо у братца на руках. Романтика современности, не иначе.
  От более чем странных мыслей Людвига отвлекли чьи-то неспешные отдалённые шаги. Похоже, местный «мессия» немного обосрался, и теперь ребятки Гилберта разнесут здесь всё быстрее, чем распахнётся ничуть не изысканно припрятанная за полками дверца. Как говорят в таких ситуациях? Упс?
  Волею судеб, дверь всё же распахнулась. К вящему удивлению Людвига, из неё, ничем не смущённый, сохраняя прежнее своё спокойствие, вышел ничем не примечательный молодой человек. Да, совсем непримечательный, кроме бешенного блуждающего взгляда расширенных не то от страха, не то от дозы зрачков и ствола в руках. Непроизвольно, Людвиг хотел было отшатнуться, но представления о том, насколько теперь их с Лукасом жизни болтались на волоске, заставили его замереть на месте. Всё внимание его заострилось теперь на пистолете, по которому так неопрятно блуждала рука явно бывшего не в себе с самого своего рождения сектанта.
  И именно на таких мелочах строилась вся наука тактики. Когда тебе кажется, что ты поспешил, непременно оказывается, что на самом деле ты невозможно, просто невозможно опоздал. Секунд семь, которые они провели здесь в абсолютном бездействии, теперь могли дорого окупиться. Людвиг прекрасно понимал, что лучше умереть ему, нежели прочим, ведь смерть ещё не есть самое страшное, особенно по сравнению с тем, что делают с неумелыми руководителями в организации. Понимал, но умирать не хотел всё равно, а потому рука его как бы между прочим легла на пояс в ожидании самого крайнего случая – со стороны жест невинный, но только не сейчас. Сам он перенёс вес на правую ногу, и теперь стоял как-то несвойственно ему расхлябанно, во имя всех ценностей, что ещё оставались у этого мира, стараясь не встречаться с «мальчишкой» взглядами.
  Лукас мог говорить что угодно. Серьёзно, пушка, которой трясут прямо перед мордой у военных, это самое хреновое из всех возможных приглашений к переговорам. Что бы ни случилось дальше, с минуту на минуту должно было произойти то, что уже было приказано, а у Людвига будет одна волшебная отговорка: «У него было оружие». Ведь Людвиг знал, что делают с неумелыми руководителями в организации. Точнее, знал, что что-то непременно делают, и эта неизвестность, отсутствие конкретных рамок возможного наказания, заставляла его нервничать значительно больше. «Хороший руководитель» эры нынешней не должен был считаться с количеством пушечного мяса, которое уйдёт на выполнение поставленной задачи, но именно эта миссия носила для Людвига слишком личный характер. То есть, обозвать своего брата пушечным мясом, каким бы говном он ни был, язык не поворачивается. Возможно, это была намеренная грубейшая ошибка организации.
  А дорогое время утекало. В панике перебрав все возможные пути мягко намекнуть Гилберту, что пора бы, Людвиг, неожиданно даже для себя, вспомнил родной язык:
- Das ist mein heiliger Ernst, Mutti. Es ist Zeit.

Отредактировано Ludwig Mueller (2014-09-24 19:58:42)

Делая скучающий вид, Гилберт краем глаза следил за переговорами Лукаса. Люци тем временем вообще готов был штаны обмочить. Какие-то они чересчур все напряженные, как будто голую девку первый раз увидели. Сомневаются в профессиональных навыках Гилберта и его команды? Дураки. Большой Босс начал приказывать, даже родной язык вспомнил. Байльшмидт хмыкнул. Зачем торопиться. Кто-то испугался пушки? Пусть этот наркоман сначала выскажется. Может, что полезное скажет. Вы же для этого сюда пришли.

— Ach komm schon, Steppke, — Гилберт принялся ковыряться в носу, выражая свою искреннюю заинтересованность. — Ick hab allet im Griff.

К сожалению, Гилберт ошибся, наркоман начал нести какой-то бред про крыс. Все сектанты говорили примерно одно и то же. Считали себя героями, которые дарят людям свет, не задумываясь о том, что их эгоизм отравляет мир. Крысы разносят заразу, дубина. Крысиный род надо вырезать. Это предотвращает эпидемию.

Потом оказалось, что этот Иций откуда-то знает немецкий. Решил выпендриться, типа, он понял, о чем братья перешептывались. Как будто это имело какой-то смысл. Гилберт аж искренне заулыбался. Сектанту, видимо, это не особо понравилось, он стал тыкать пистолетом во всех подряд. Под конец он направил дуло на Байльшмидта. Может, Люци его подкупил, чтобы потом все наследство себе захапать? Нет? Ох. Кажется, Иций был настроен серьезно. Снял пушку с предохранителя, возвел курок (что за старье без самовзвода). Раздался выстрел.

Какой наивный. Гилберт совершенно спокойно глядел на дырку в черепе Иция, из которой потекла кровь. Тело свалилось на прилавок. Ну-у, совсем необязательно было убивать этого отморозка. Можно было просто обездвижить, например, как минуты две назад приказывал Большой Босс Люци. Но ничего не поделаешь, нехрен стволом размахивать. Очевидно, этот парень — мелкая сошка, полезного не скажет, так что человечество немногое потеряло.

— Он первый начал, — невинно пролепетал Гилберт, поглядел на брата, пожал плечами и поспешил к трупу, чтобы забрать пистолет. Такого он еще не видал, какой-то кустарный самодел. Ну да черт с ним. Немец небрежно кинул уже готовую к выстрелу пушку в руки Лукасу, а то он больно хилый, вряд ли за себя толком постоять сможет.

Даже учитывая систему глушения звука выстрела в A/RKовском оружии, сей инцидент вряд ли остался незамеченным, аптека же напичкана камерами. Иций уже знал о том, что Аббас и Кинч находятся у черного входа, когда зашел в торговый зал. Наверно, этим наркоманам не очень понравилось, что их дружка только что прихлопнули. Сейчас счет пошел на секунды. Гилберт опустил забрало каски. На стеклопластике зеленым шрифтом вылезли кое-какие данные, а в уголке появилась запись с экшн-камеры Аббаса (кстати, можно было закачивать различные видюшки и перед смертью смотреть на котят). Его ребята стояли в узком коридоре и ждали указаний.

— Вперед, — сухо прокряхтел Байльшмидт в рацию и быстро направился в подсобные помещения аптеки. Тут же в торговый зал ворвались Флорес с Вуттке и поспешили за своим руководителем, не обращая внимания на Людвига и Лукаса. Аббас и Кинч присоединились в коридоре, группа в полном составе направились к единственной двери. Гилберт открыл ее с пинка и выставил перед собой пистолет. Сзади появилось еще четыре пушки. Немец быстро огляделся, в довольно большой для складского помещения комнате находилось человек двенадцать, место походило на богатый наркоманский притон, в воздухе витал аромат каких-то благовоний.

— Никому не двигаться! — четко сказал Гилберт своим металлическим «рабочим» голосом, резко направляя дуло пистолета на лидера этого балагана. Лидер выделялся. У него было самое дебильное выражение лица, а люди вокруг выжидающе на него пялились. Кажется, пока никто не собирался сопротивляться.

— Если вы будете выполнять наши простые требования, никто не пострадает, — в данный момент. А потом вас упекут в тюрьму или вырежут как скот, но это все вторично.