Эржбет Хедервари — соблазнительная соседка, жила с четырехглазым придурком, своим муженьком. Характер горячий, грудь третьего размера. С первого взгляда она приглянулась Гилберту, и с первого же взгляда его начал раздражать её супруг, манерный австрийский хрен. В мыслях и не только в них Эржбет звалась "Лизхен". Как-то совсем юный Байльшмидт видал порнушку, где главная роль принадлежала кудрявой девушке в дирндле, которую так звали. "О, Лизхен, Лизхен, йа, йа" надолго запало в чувствительную душу белобрысого немца, поэтому, глядя на свою соседку, Гилберт всегда вспоминал о доме.

Все было не так радостно, как хотелось, ведь манерный хрен не жил под кроватью в клетке. Он музицировал. Утром, перед работой, и вечером, после работы. Один раз, когда он начал бренчать на своем пианинке в 7 утра, Гилберт не выдержал и решил восстановить справедливость, дав ему по морде, которая уже давно вожделела подобных ласк. Ему открыла дверь радостная Лизхен и сообщила, что у "Родериха вдохновение! Послушайте, как это прекрасно!". Дальше порога гостя на концерт не пустили, пришлось возвращаться обратно в свою квартиру и мечтать о свидании с австрияком где-нибудь в подворотне, но этим мечтам не суждено было сбыться. В последнее время, правда, многое поменялось. Гилберт стал все чаще слышать, как супруги, от отношений которых слипалась задница даже у него, начали ссориться. Орать друг на друга. Он представлял, как Родерих рыдает, получая по смазливой роже сковородой, улыбался, ковыряясь в зубах зубочисткой и глядя шоу по телеку. Потом Родерих и вовсе куда-то свалил. Этот день впору было отмечать в календаре красным, как государственный праздник.

Надо было срочно действовать. Гилберт был великим стратегом, поэтому решил мозолить глаза Лизхен почаще. Сначала он наведывался к ней за солью, перцем, порошком, отверткой, маслицем, туалетной бумагой раз в неделю. Потом раз в три дня. Потом через день. Дошло до нескольких раз за сутки.

На часах было полдесятого вечера, рабочий день в Ассоциации уже точно закончился, соседка должна была быть дома. Гилберт поставил бутылку с пивом на стол, почесал бедро для храбрости и пошел в бой.
Главное — это поза. Она должна ну просто вонять сексуальностью и великолепием, раня жертву в самое сердце. Байльшмидт то так, то эдак изогнется в дверном проеме, демонстрируя прелести своего тела, то прикурит, то, глядя исподлобья, начнет говорить проникновенным голосом. Правда, почему-то на Лизхен это не очень действовало. Наверно, девчонка была настолько смущена, что не могла проронить и слова, впихивая Гилберту в руки новый предмет и закрывая дверь перед его носом. Боялась показаться смешной, дурочка.

Альбинос позвонил в дверь, опершись на кусок стены рядом и открывая вид на свою искусственную руку. Женщины любят игрушки, пусть полюбуется.

— Здравствуйте! Это Гилберт, ваш сосед! Вы не могли бы мне помочь? — уверенно сказал Байльшмидт и довольно усмехнулся, представляя, насколько круто он, должно быть, сейчас выглядит.

Чем вы можете мне помочь? Видите ли, мне срочно нужна женщина в связи с некоторыми мужскими потребностями. Давайте я вас трахну прямо в коридоре? Ну, или пройдемте в вашу спальню, если вы любите помягче. Можно снять видео и отослать Родериху, пусть полюбуется. Или пригласить еще девочек, так будет веселее. А еще вы можете сварить мне картошки и пожарить сосисок, я даже ради этого романтического ужина приволоку пиво из своей квартиры.

Гилберт, который с детства был избалован женским вниманием (мамочка всегда говорила, что он красавчик), обычно не задумывался о том, как надо говорить с девушками. Иногда хватало сделать комплимент дурацкому наряду, чтобы затащить какую-нибудь вертихвостку в постель. Иногда можно было вообще ничего не говорить, просто брать где-нибудь за углом то, что ему хочется. И все оставались довольными, поскольку никто из полицейского отдела по его душу еще не приходил. С Лизхен был другой случай. Наверно, потому что Байльшмидт знал ее достаточно давно и понимал, что только ненормальная может выйти замуж за такого идиота. Когда Лизхен Гилберту как-нибудь отвечала, уверенность на несколько секунд куда-то пропадала (что было немыслимо!), а лицо начинало покрываться красными пятнами, которые были хорошо видны на белой коже.

— Видите ли, Эржбет, — мозг Гилберта в этот момент отчаянно синтезировал идеи. Соль, картошка, лук были вчера. — Я начал готовить ужин, но у меня кончился перец. Не могли бы вы одолжить щепотку старому доброму соседу?

Лизхен дружелюбно улыбалась и по обыкновению пошла к себе на кухню за приправой. Гилберт в это время решил, что сегодня особенный день, активные действия должны быть еще более активными. Пронаблюдав за удаляющейся задницей соседки, он упал на колени и опустил голову.

— Ой! — начал Байльшмидт, схватившись за плечо в том месте, где к человеческому телу крепился кибернетический протез, и картинно изображая страдания. — Фердамте шайсе! Как же чертовски больно!

Гилберт стал сипло и тяжело дышать, благо, годы курения помогали легко справиться с этой частью пьесы.

— Лизх... Эржбет, помогите мне, пожалуйста! — трагично прокряхтел он, делая вид, что вот-вот помрет, а соседке придется убирать его труп. По его плану, Лизхен должна была пригласить его внутрь своего жилища и помочь справиться с адской болью. В это время альбинос бы рассказывал ей, как он потерял свою конечность, как долго он проходил реабилитацию, но все-таки в итоге ситуация его не сломала, и его даже повысили до главы группы зачистки (учитывая, что прежний руководитель погиб во время того задания, как и все остальные). Обычно дамы велись на эти россказни. Потом бы Гилберт проникновенно заглянул ей в глаза, вымученно улыбнулся и сказал что-нибудь сопливое. Ну, и закончилось бы это, само собой, страстной ночью любви.

Байльшмидт шумно втянул носом воздух и стер со лба несуществующую испарину.

— Рука... — Гилберт сжал зубы от мнимой боли. Лизхен подбежала к нему и опустилась на колени рядом. Да так опустилась, что ее грудь оказалась на уровне глаз. Это, несомненно, скрашивало страдания юного Вертера. Соседка взяла мученика под руку и повела его в свою квартиру. Было немного странно, что хрупкая на вид мадам может не напрягаясь тащить здорового мужика на себе. Особенно такого крепкого и накаченного главу супергруппы зачистки. Но немец не мог сдержать улыбки, все это было неважно. Ведь первый этап был пройден! Если девушка пускает парня в свой дом, значит, подсознательно она готова на близкий контакт. На что и были сделаны ставки.

Лизхен усадила Байльшмидта на диван, но вместо того, чтобы присесть рядом, оплакивать его боевые раны и восхищаться стойкостью его духа, пошла на кухню звонить. Скорая? Какая еще скорая. Может, это она кокетничает так, а на самом деле хочет позвать еще девочек? Было бы неплохо. Гилберт как-то имел удовольствие общаться с группой дам в стилизованных врачебных костюмчиках. Но, к сожалению, взволнованный тон соседки предвещал разве что вызов угрюмых санитаров. Но тут уж альбинос не растерялся. Дело в том, что его рука действительно побаливала время от времени, именно из-за этого он смог быстро придумать такой гениальный и правдоподобный план. А главное — знал, что говорить и как действовать.

— Эржбет, послушайте, не надо скорой. Об этом узнают в Организации и меня на некоторое время оставят без конечности, пока будут решать проблему, — Гилберт жалостливо кряхтел из гостиной. — Весь отдел держится на мне. Вы же не хотите оставить Клэр без ее правой руки? Поверьте мне на слово, ощущения дерьмовые.

Потрясающая шутка. Теперь в глазах соседки он станет еще более крутым. Эдакий герой, который в любой ситуации не падает духом и остается верным служебному долгу. Байльшмидт положил здоровую руку на спинку дивана.

— Такое случается довольно часто, через несколько минут все пройдет. Просто. Нам понадобится немного смазки.

— Ну. Любая на водной основе подойдет. У вас же, наверно, осталось, — после жизни с австрийским манерным хреном-то, который, вероятно, даже себя удовлетворить толком не мог. Может быть, Лизхен даже оприходовала его в задний проход определенными девайсами, Гилберт бы не удивился. Тут Байльшмидт нахально улыбнулся. Дамы обычно таяли от этой его обаятельной (как он считал) ухмылочки. Но соседка почему-то казалась весьма растерянной, а это было не по плану. Надо было ее успокоить, а то хуй знает, что эта сумасшедшая могла выкинуть. Немец все еще старался вести борьбу осторожно.

— Хотя, конечно, обычно я справлялся и без нее. Просто, вы понимаете, так дело пройдет более гладко, — Байльшмидт пошевелил пальцами протеза и тяжело вздохнул. — Мне намного легче, спасибо. Наверно, это все из-за того, что вы рядом.

О, да. Самые прославленные гуру пикапа рыдают в сторонке от своей никчемности. Гилберт ликовал.

— Эржбет, мне надо кое-что вам сказать, — Байльшмидт, трясясь, подобрался поближе к Лизхен, которая сидела на подлокотнике. Он взял ее за руку с таким видом, будто вот-вот собирается из сердца излить божественное откровение или, как минимум, разболтать какой-то очень страшный секрет.

— Я вас давно знаю и, думаю, могу вам доверять, — Гилберт пристально смотрел соседке в глаза. Потом наклонился к ее уху и начал говорить сиплым гортанным шепотом, который он использовал для соблазнения женщин. — Тут такое дело. У меня уже неделю не было девушки. Я знаю, что вы меня хотите. И, поддавшись чарам моей сексуальности, ваша грудь, наверно, уже стоит пистолетом в ожидании под этой вашей одежкой. Я планирую вам помочь и трахнуть вас прямо на этом диване.

Гилберт как бы невзначай чмокнул Лизхен в шейку и невинно улыбнулся. Будто он действительно только что перца попросил.

События развивались стремительно, Гилберт никак не ожидал, что Лизхен возьмет инициативу в свои руки. Это было интересно, такая-то страстная натура, не любит церемониться и любит держать все под контролем. Очень непривычно для дамы. Обычно дамам нравилось порхать пташками в гилбертовых руках. Становилось горячо, к голове прилила кровь, белые щеки начали покрываться красными пятами. Ну, кровь прилила не только к голове. Немец хитро прищурился.

— Я устроил? Я всего-то за перцем зашел, — Байльшмидт лыбился, чертовски довольный собой, как он обычно это делает, сидя в санузле и рассматривая надписи на баллоне освежителя воздуха. Он решил и дальше немного повалять дурака для остроты момента, раз уж все это затеял с самого начала. — А вот вы, мисс, налезли тут на невинного инвалида, ветерана службы, и, кажется, угрожаете изнасилованием! Что вы себе позволяете? Вы действительно думаете, что так просто можете затащить меня к себе в гостиную и...

Гилберт попытался изобразить удивление, но внезапно осознал, что прядь волос Эржбеты оказалась у него во рту. Да, у венгерки была чрезвычайно объемная шевелюра на голове. Еле как контролируя рвотные позывы, Байльшмидт выплюнул волоски, прокашлялся, потом просмеялся и еще раз прокашлялся. Но настроение уже ничто не могло испортить. Немец положил руки на талию соседки. И снова заговорил тем самым проникновенным тоном голоса для соблазнения женщин, не заботясь о том, что он чуть было не наблевал на диван.

— Лизхен, — Гилберт решил, что настало время называть вещи своими именами. — Я, конечно, не сомневаюсь в твоем мастерстве. Тебе, наверно, приходилось очень стараться, когда ты была замужем. Но я думаю, что ты себя переоцениваешь. Или недооцениваешь меня.

Байльшмидт полез лапами под кофточку Лизхен, не став дожидаться особого приглашения, и начал мацать соседские груди.

— Да и я не Эдельштайн, мне надо чаще, чем раз в месяц, — это уже Гилберт тихо бубнил себе под нос, не заботясь о словах, а целиком и полностью посвящая себя приятным действиям.